Блокбастеры из Рима: Русский музей представил мейнстрим XIX века
В холодном Петербурге появился дивный итальянский «островок»: в залах Корпуса Бенуа развернулась большая выставка «Генрих Семирадский и колония русских художников в Риме». Никогда прежде Русский музей не выставлял Семирадского, главного российского академиста своего времени, в таком объеме. Новый проект приурочен к 175-летию со дня рождения живописца, которое будет отмечаться в 2018 году. Экспозицию не стали делать монографической, а создали широкую панораму работы русских художников «в удалении».
В дополнение к таким известным полотнам из постоянной экспозиции Русского музея, как «Фрина на празднике Посейдона в Элевзине» Семирадского или «Христианские мученики в Колизее» Константина Флавицкого, много картин доставлено со стороны — из Третьяковки, провинциальных музеев, частных собраний. Всё вместе это создает мир, удаленный от нас не только географически, но и исторически.
— Здесь представлен мейнстрим своего времени, — пояснил «Известиям» Владимир Леняшин, завотделом живописи второй половины XIX — начала XXI века. — Эти картины огромны не только по размеру, это искусство больших страстей, здесь великие сюжеты, любовь и кровь. Может быть, как раз такой «горластой» выставки и не хватало сегодня.
Экспозиция отражает слои человеческой истории, как и сам многослойный Вечный город, который был и цитаделью языческой державы, и знаковой столицей средневекового христианства. Представлены и изображения современного художникам Рима. В общем, перед зрителем проходит вереница персонажей разных эпох — здесь императоры и итальянская молодежь XIX века, рабыни и вакханки, кардиналы и монахини... И всё же во главе угла оказываются сюжеты древние и языческие.
Эксклюзив выставки — специально для нее отреставрированная «Оргия» Вильгельма Котарбинского, где развратные нравы древних римлян выписаны с салонной изысканностью. Огромное — площадью 15 кв. м — полотно, принадлежащее Русскому музею почти с момента его основания, после революции было накатано на вал и начало осыпаться. Тогда в целях консервации картину заклеили бумагой и снова накатали на вал. Теперь же благодаря команде реставраторов, трудившейся больше года, работа снова доступна публике.
Древние оргии-вакханалии на выставке образуют отдельный сюжет, прекрасно проясняющий принципы академизма: тема дионисийства, буйства нутряных страстей парадоксально оттеняет рациональность этого направления, его холодную изощренность и декоративность. Так что развратные матроны, пляшущие менады, пьяные арфистки выглядят вполне невинно.
Гигантские фрескообразные полотна — рассматривая их, хочется отойти дальше, чем это позволяют залы Корпуса Бенуа, — разбавлены камерными работами, среди которых выделяются две, привезенные из Переславля-Залесского. На «Опасном уроке» Семирадского прекрасный, как Аполлон, молодой человек учит девушку стрелять из лука, используя в качестве мишени нарисованную голову Медузы Горгоны. Рядом — мальчик, тоже с луком, напоминающий Амура. Это об опасностях любви. А картины Павла Сведомского «Фульвия с головой Цицерона» и «Мессалина» развивают тему женского коварства. Эти произведения, как и большинство остальных, балансируют между условностью, постановочностью и конкретностью, осязаемостью. Перед нами быт, но отфильтрованный и возвышенный.
«Порочную» тему уравновешивают христианские сюжеты: «Христос у Марфы и Марии» и «Грешница» Семирадского, а также графика: рисунок «Разрушение Содома и Гоморры» в разных вариантах и эскизы росписей храма Христа Спасителя, не сохранившихся из-за его взрыва.
Созерцая античный и библейский «глянец», посетители сравнивают картины с громоздкими оперными или балетными постановками (музыкальный театр и правда очень вдохновлял Семирадского). Но уместна и другая аналогия: фильмы-пеплумы 1940–1960-х годов — масштабные, пышные и условные кинопостановки о Древнем Риме. И как итальянские неореалисты противопоставили себя авторам исторических блокбастеров, так и передвижники в XIX веке отвергли эскапический поворот в сторону экзотической архаики и обратились к «немытой России».
Но чего у академистов не отнять, так это высокого профессионализма, эпического начала и способности занимательно рассказать историю — того, что в современном искусстве так остро не хватает.
