Отдать швартовы: как Сергей Эйзенштейн совершил революцию в кино
21 декабря 1925 года в Большом театре состоялась премьера «Броненосца «Потемкин» — фильма из революционной страны, который произвел настоящую революцию в мировом кинематографе и вот уже столетие неизменно входит в списки величайших кинокартин всех времен и народов. Подробности вспоминали «Известия».
Картина к юбилею
Осенью 1925 года в СССР готовились широко отметить двадцатилетие первой русской революции. Особую роль в этих торжествах должно было сыграть «важнейшее из искусств» — кино. Снять достойную картину поручили 27-летнему Сергею Эйзенштейну, режиссеру, к тому времени создавшему единственный полнометражный фильм «Стачка», но уже заполучившему репутацию гения.
Сценарий Нины Агаджановой (в недавнем прошлом — революционерки-подпольщицы) который предложили режиссеру, назывался «1905-й год». Идея киноэпопеи захватила Эйзенштейна: он уже представлял себе, как покажет кровавое воскресенье, восстание на броненосце «Потемкин», забастовки в Петербурге, баррикадные бои в Москве... Съемки начались в «колыбели революции». Несмотря на сильный туман, Эйзенштейн запечатлел забастовку железнодорожников, разгон демонстрации на Садовой улице. Но вскоре стало ясно, что снять такой фильм он, привыкший всё доводить до совершенства, просто не успеет. Работа началась в июне, а закончить следовало непременно до конца года. Тогда Эйзенштейн решил ограничиться одной частью сценария — историей мятежного броненосца. Режиссер интуитивно почувствовал: бунт на корабле, в бурном море — это не просто хроника, это символ революционных перемен.
Для натурных съемок кинематографисты отправились в Одессу — туда, где всё и происходило. Сцены на корабле начали репетировать на настоящем броненосце «Князь Потемкин-Таврический» (к тому времени его переименовали в «Борца за свободу»), но плачевное состояние легендарного корабля не позволяло кинематографистам развернуться. В итоге задействовали списанный броненосец «Двенадцать апостолов», по иронии судьбы некогда отправленный усмирять восстание на «Потемкине». Крупные планы и массовые корабельные сцены снимали на крейсере «Коминтерн» (бывший «Память Меркурия»).
Эйзенштейн за несколько месяцев изобретательно экранизировал все известные мифы о «Броненосце», начиная с червивого борща. Одна из самых сильных сцен фильма — расстрел зачинщиков бунта, которых накрыли брезентом. Консультанты возражали: такого не было. Но Эйзенштейн не сомневался, что правду искусства, если она исполнена на высоком уровне, запомнят скорее, чем документальную истину.
Полноправным соавтором картины стал оператор Эдуард Тиссэ, единомышленник режиссера, блистательно создавший образ броненосца, затерянного в бурном море истории. Снимая изобретательно и мощно, он был неистощим на задумки. Вместе с режиссером он создавал новый, выразительный, язык кино.
Коляска и флаг
Кульминацией картины стала трагическая сцена на Потемкинской лестнице. В этом случае режиссер тоже отступил от исторической достоверности. Такой расправы в Одессе не было. Но какая сильная, незабываемая получилась сцена! Режиссер-первопроходец здесь применил свой коронный метод «монтажа аттракционов». Каждый кадр работает на эмоциональное впечатление. Мы видим плачущего младенца. Его мама погибла. Потом его коляска прыгает по лестнице. Потом на крупном плане мы видим глаза людей, которые в ужасе смотрят на эту коляску. Мы видим бессилие людей перед карателями. Бездушие давящей силы — и гибель невинного младенца.
В финале фильма над мятежным броненосцем должен был развеваться красный флаг революции. Как передать ощущение цвета в черно-белом фильме? Красный кумач в кадре неминуемо будет выглядеть черным. Режиссер принял смелое и точное решение: на мачте колыхалось полотно белого цвета, а потом, на пленке, его кропотливо вручную раскрашивали в красный — на всех 108 кадрах, где это требовалось. Священнодействие Эйзенштейн не доверил никому: сам работал с кисточкой и краской. Так в отечественном кино впервые появился яркий цвет. А в эпилоге фильма броненосец должен был как будто выплывать из экрана в зал. Это, быть может, самая прозрачная из метафор Эйзенштейна: революция продолжается, потомки подхватили эстафету у моряков-потемкинцев, а «Броненосец», ставший легендой, навсегда останется среди нас.
Овация в Большом
Увлеченный работой, Эйзенштейн не хотел расставаться с картиной. Его постоянно что-то не устраивало, режиссер ни днем, ни ночью не прерывал доработку монтажа. Но настало время премьеры. Фильм должны были продемонстрировать 21 декабря после торжественного заседания, посвященного юбилею революции 1905 года. Режиссеры работали на кинофабрике, на Житной улице. Демонстрация фильма проходила в Большом театре, который впервые отдали во власть кино. Картину показывали на огромном экране, в сопровождении симфонического оркестра и хора. В ложе бельэтажа оборудовали проекционную будку. Аудитория уже внимала первым частям фильма, а верный оруженосец режиссера Григорий Александров только подъезжал к Театральной площади на мотоцикле с пленками, на которых был запечатлен финал фильма. Мотоцикл заглох — и ему пришлось от Иверских ворот стремглав бежать к Большому с коробкой в руках. Когда Александров влетел в театр, сразу понял, что они добились успеха. Публика бурно реагировала на каждую сцену фильма. Когда на экране заколыхался красный флаг, тысячи людей ахнули...
Конечно, нашлись и критики, которых не устраивало, что в фильме слишком много метафор, что он напоминает поэму... Эйзенштейн отвечал им: «Меня упрекают в том, что «Броненосец» слишком патетичен. Но разве мы не люди, разве у нас нет темперамента, разве у нас нет страстей, разве у нас нет задач и целей?» Впрочем, в том, что картина стала событием с большой буквы, не сомневался никто.
«Броненосец» покоряет мир
Изначально широкий коммерческий прокат юбилейной картины не предполагался. «Броненосца» собирались бесплатно показывать в клубах и на заводах на митингах, посвященных революции 1905 года. Считалось, что зрители не станут покупать билеты на фильм, в котором нет ни погонь, ни гэгов, ни поцелуев.
В январе 1926 года фильм вышел на экраны. Рекламные плакаты для «Броненосца» рисовал великий Александр Родченко. На фасаде кинотеатра «Художественный» установили эффектный макет броненосца. Билетеров нарядили в тельняшки, а в холле оркестр играл революционные марши. Успех превзошел ожидания: остро не хватало копий. Во всех городах хотели посмотреть сенсационную картину.
За первые две недели проката фильм Эйзенштейна посмотрели 300 тыс. зрителей. Даже в наше время это весомые цифры, а в те годы даже в Москве и Ленинграде еще не было крупных кинотеатров. Но люди ломились на революционный фильм. Не хватало прокатных копий. Когда фильм, преодолевая препоны и запреты, вышел в экраны в Германии и Франции, его прокат в Советском Союзе практически заглох. Советская киноиндустрия просто оказалась не готова к такому спросу... Например, в Одессе фильм удалось показать только в 1927 году.
В нескольких европейских странах цензура заявила, что советский фильм «представляет угрозу общественному спокойствию и порядку». Тогда картину нелегально показывали в клубах. «Запрещать бессмысленно. Оно существует, оно живет, мы вдыхаем его вместе с воздухом, это другой, новый мир. Отрицать существование этого мира глупо», — говорил о «Броненосце» немецкий писатель Лион Фейхтвангер. Чиновники не могли помешать признанию фильма. Эйзенштейн в 1926 году стал самым популярным в мире кинорежиссером. На руках готовы были носить и оператора Эдуарда Тиссэ, и всю команду советских кинематографистов. Весь мир увидел, что Советская Россия — не «дикое поле», а страна высокой культуры, способная рождать произведения искусства мирового уровня.
Лучшей кинокартиной мира называл «Броненосца» великий Чарли Чаплин. Признавали гениальность Эйзенштейна и враги. «С кинематографической точки зрения, фильм бесподобен. Тот, кто не тверд в своих убеждениях, после его просмотра, пожалуй, даже мог бы стать большевиком», — писал идеолог нацизма Йозеф Геббельс, предложивший запретить картину. В нацистской Германии и фашистской Италии «Броненосца» смотрели только сильные мира сего, для народа фильм, покоривший планету, оставался под запретом. Но это тоже своего рода признание.
Все понимали: это революция в кинематографе. После Эйзенштейна снимать по-старому просто нельзя. Отныне все пытались повторить его метафоры, его напористый монтаж, его умение вложить в кадр эмоцию и мысль. Картину Эйзенштейна не раз провозглашали «лучшим фильмом всех времен и народов». Искусство — не спорт, кино не приемлет «чемпионатов мира». Бесспорно, что 100 лет назад появился шедевр, изменивший общие представления об искусстве. Показавший, что с помощью камеры, на целлулоидной пленке, можно создавать эпос шекспировского масштаба.
Считается, что кино — продукт скоропортящийся. Развиваются технологии, каждый месяц появляются новые ленты, и фильмы прошлых лет выглядят анахронизмом. Но «Броненосец «Потемкин» — из тех редких шедевров, которые не устаревают даже 100-летие спустя. Он и сегодня заряжает нас энергией художественного открытия. Мы чувствуем стихию истории, которая готова нахлынуть с экрана. Это картина-взрыв, картина-откровение. Находки Эйзенштейна и Тиссэ по-прежнему актуальны для кинематографистов. Они учатся у советского мэтра, цитируют его. Так будет продолжаться, пока существует кино. Важно и другое. Фильм стал символом советского искусства 1920-х годов — смелого, новаторского. Это яркая страница нашей истории. Эйзенштейн доказал: кинематограф — это вс`-таки не только забава, но и высокое искусство.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»