Я хорошо помню, как узнал о смерти Балабанова. Это было 18 мая 2013 года. В это время все российские критики находятся на Каннском кинофестивале. Мы стояли на улице в очереди на какой-то фильм, и вдруг пронеслось: «Балабанов умер». И это звучало как «умерло российское кино».
Потому что Балабанов был и остается не просто главным российским режиссером, он воплощение нашего кинематографа в постсоветскую эпоху. В каждом своем фильме, каждом жесте, слове, поступке Балабанов был эталоном. С ним можно было спорить, его можно было не понимать, можно было ругать его фильмы, сравнивая с прошлыми. Но если Балабанов оказывался рядом, все шли к нему, как к ветхозаветному пророку. Он один знал что-то такое, что всех может спасти. И в знаменитой фразе из одного его фильма — «главное в этой жизни — найти своих и успокоиться» — концентрировалось нечто такое, после чего уже нельзя было оставаться прежним.
Спросите любого, кто видел Балабанова лично, он мгновенно восстановит в памяти все детали каждой, даже самой маленькой встречи. Я помню, как в Венеции мы отмечали премьеру его последней картины «Я тоже хочу». Помню, как в Выборге он не хотел обсуждать «Кочегара», а рассказывал мне, как служил в армии. Как на «Кинотавре»… В общем, можно долго рассказывать: Балабанов был, наверное, как Цой, как Высоцкий, как Окуджава в свое время.
Его фильмы очень разные, и принимали их по-разному. Трудно найти тех, кто их любит (не ценит, а именно любит) все, потому что они были сделаны слишком бескомпромиссно. Надо было либо принять их всем сердцем, либо в ужасе выбежать из зала.
Хорошо помню, как Гильдия киноведов и кинокритиков из-за «Груза 200» раскололась пополам. И никто не удивился. А сегодня это абсолютная вершина кинематографа, классика, как «Хрусталев, машину» или «Иди и смотри» и даже, пожалуй, больше. Возможно, главный фильм последних десятилетий. Балабанов о нем говорил, что он — о большой любви. А я лично всегда считал, что евангельские образы этого фильма позволяют его считать неким священным «заветом», который надо сберечь любой ценой, даже если не все в нем ясно. Когда я об этом попытался поговорить с самим Балабановым, он не стал спорить, но и распространяться не захотел. Сказал, что это что-то внутри и он не понимает, зачем это обсуждать.
Когда появились слухи, что кто-то хочет запрещать фильмы Балабанова, я сразу не поверил. Никто в здравом уме не посмел бы это сказать. Запретить Балабанова — все равно что запретить русское кино. Никто и никогда это не сможет сделать. Он для всех, кто жил тогда, стал тем самым «братом».
Он снял фильм о том, что, да, мы несчастны, беззащитны, запуганы. Но когда нам угрожает опасность, придет какой-нибудь Данила и поможет нам. Пусть неумело, пусть наломает дров, но выручит, вытащит, своих не бросит. Потому что если он не придет и не поможет, то уже никто этого не сделает. Эту веру Балабанов принес нам, и поэтому «Брат» по-прежнему остается единственным в своем роде. Не пришел герой на смену Даниле Багрову, не появился, хотя столько лет уже прошло. А смотришь на улыбающегося Данилу — тебе и хорошо, и жутко, и радостно.
Придет время, и Балабанова будут показывать в школах. Наверное, на уроках истории, чтобы понять, кем мы были. Но если появятся уроки совести, уроки чести, то в учебную программу войдут его картины. Если надо будет понять, что такое русский характер, — это тоже к Балабанову. Но и если кто-то захочет справиться с самыми страшными и болезненными русскими недугами, его фильмы покажут их во всей полноте. Хочешь помочь России — смотри Балабанова, там все диагнозы точны, можно начинать лечить.
Забавно, что в финале «Я тоже хочу» Алексей Балабанов в кадре представляется и говорит, что он член Европейской киноакадемии. Действительно, со званиями в родной стране ему не повезло и памятника ни одного до сих пор нет. Может, и не надо. Потому что его кино не относится к прошлому. Оно рядом с нами, так же как стихи Пушкина и романы Толстого. Он все знал про нашу жизнь и все нам рассказал. Надо теперь только жить и учиться это понимать.
Автор — кинокритик, редактор отдела культуры «Известий», кандидат филологических наук
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
