Личный выбор: чего ждать от инклюзивного образования в новом учебном году
В Минпросвещения в начале июля прокомментировали планы по развитию инклюзивного образования на 2025/26 учебный год. В том числе представитель ведомства коснулась возможности выбирать формат обучения для детей с ОВЗ (в обычной школе или в специализированной), а также рассказала о планах проводить ежегодные мониторинги в учебных заведениях. «Известия» поговорили с экспертами этой сферы о том, как сегодня обстоят в России дела с инклюзивным образованием и что значат для него возможные нововведения.
Образование, учитывающее разнообразие
О планах Минпросвещения по развитию инклюзии в 2025/26 учебном году в начале июля рассказала журналистам директор департамента государственной политики в сфере защиты прав детей Минпросвещения Лариса Фальковская.
Она, в частности, отметила, что в школах с предстоящего года планируется ввести специальный мониторинг.
«С 2025/26 учебного года мы вводим ежегодную оценку инклюзивной среды во всех школах. Для этого, по поручению президента, в РФ уже разработана и утверждена специальная модель с четкими критериями — как должна работать инклюзивная школа», — цитирует ее слова «РИА Новости».
Также в Минпросвещения планируют издать специальные учебники для детей с ОВЗ, а за родителями сохранят право выбирать, в каком формате будет учиться дети с особыми потребностями, — вместе с такими же сверстниками или в рамках инклюзии в обычной школе, пообещала Лариса Фальковская.
Всего в России сегодня более 1,15 млн обучающихся с инвалидностью, из которых 517 343 находятся на попечении в учреждениях дошкольного образования,13,6 тыс. человек — студенты специального профессионального образования с ограниченными возможностями здоровья, 200,9 тыс. числятся в частных образовательных организациях. На средние общеобразовательные школы приходится еще более 600 тыс. человек.
Член совета при правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере, координационного совета по делам детей-инвалидов при Общественной палате РФ и председатель правления Центра лечебной педагогики «Особое детство» Анна Битова рассказала «Известиям», что всего в нашей стране 8,4% населения официально имеют статус инвалидов — это каждая пятая семья.
— Инклюзивное образование — это не просто про школы. Это про то, каким мы хотим видеть наше общество: замкнутым и опасающимся любого, кто выбивается из «нормы», или человечным, умеющим принимать и поддерживать разных. Инклюзия — это не для «них», это про «нас всех». Никто не застрахован от перемен в жизни, и важно, чтобы в обществе были работающие механизмы поддержки и включения — с самого детства, в том числе через школу, — подчеркнула Анна Битова.
Наличие выбора
Многие думают, что инклюзия — это дети, помещенные без разбора в один класс, однако в реальности инклюзия — это именно возможность выбора. Благодаря этому один ребенок может учиться в специализированной школе, а другой — в общеобразовательной, но с поддержкой, что ему подойдет больше, считает один из крупнейших специалистов по инклюзивному образованию в стране Анна Битова.
— У нас бывает, что ребенок идет в инклюзию, учится несколько лет, а потом иногда родители, иногда он сам говорит: «Нет, я хочу учиться в классе поменьше, не хочу находиться в ситуации соревнования», — и уходит в специальную школу, но ему там становится комфортно. Это его выбор, — объяснила Битова. — Для кого-то специальная школа хороша, а для кого-то всё-таки лучше инклюзия. Выбор должен быть за самим ребенком и его родителем.
Многие дети и молодые люди с с ограниченными возможностями здоровья знают и понимают гораздо больше нейротипичных в какой-то своей теме — от ископаемых мамонтов до видов самолетов, уточняет Битова. Некоторые из них могут быть талантливыми музыкантами. «Ты чувствуешь, что ты гораздо слабее этого человека, а он сильнее в своей избранной теме. Кто-то рисует, кто-то поет, а кто-то просто хороший человек. Желательно, чтобы хорошим людям было хорошо — по их выбору», — подчеркнула она.
Главное — социальная адаптация ребенка, которая определит, как он будет жить во взрослом мире, общаться с людьми и встраиваться во взрослую жизнь, а не то, сколько ребенок получит академических знаний.
— Да, кто-то пойдет в университет, кто-то окончит колледж, кто-то обычную школу, а кто-то — школу по адаптированной программе. Он научится читать и писать или не научится, научится общаться с другими, радоваться с ними общей радостью, вести себя в коллективе. Когда такой человек вырастает, он может заниматься каким-то простым видом работы: например, помогать дворнику, быть задействованным в посадке цветов, в озеленении, — рассуждает Анна Битова. — Да, он, может быть, не сможет что-то объяснить, но этот человек в социуме: его знают, его учитывают, потому что у него была возможность учиться и расти в социуме.
При этом самые высокие показатели по социальной адаптации именно у тех, кто учился в обычной школе среди других детей, уточняет эксперт. Живущий в специально созданных условиях человек — например, в отдельном детском саду или в отдельной школе, — остается в замкнутом пространстве, из которого потом может не найти выхода.
Учредитель и руководитель проектов АНО «Тьютор в инклюзии», практикующий тьютор Марина Мантлер выразила надежду, что дальнейшие исследования среди психолого-педагогического научного сообщества позволят разработать разные модели инклюзии и обеспечить качественную подготовку специалистов, ориентированную на практику, но подкрепленную научными исследованиями и разработками.
Руководитель правовой группы Центра лечебной педагогики «Особое детство» Роман Дименштейн в разговоре с «Известиями» подчеркнул, что инклюзия предполагает доброту людей друг к другу и взаимную поддержку. Однако, вместе с тем, в нее заложена и другая идея, которой зачастую не хватает и обычным классам.
— Инклюзия предполагает новые педагогические технологии, которые позволяют реализовать потенциал каждого ученика по максимуму. Какие бы ребята ни учились в классе, они должны быть успешны. И это относится к каждому. Если мы нарушим академическую успешность как когнитивно более слабых, так и самых сильных учеников, то мы нарушим идею инклюзии, — объяснил он.
Законное право
Инклюзивное образование — неотъемлемая часть положений о предоставлении специальных условий в случае необходимости, закрепленных в статье 79 закона «Об образовании», напоминает Марина Мантлер. При этом для успешной реализации его принципов необходимо взаимодействие и взаимоподдержка разных институтов.
Последние новации, в том числе планы по оценке инклюзивной работы в школах, касаются собеседницы «Известий» напрямую как тьютора. Здесь, по ее словам, крайне важно применение доказательных методик, прописанных в том числе в обновленных клинических рекомендациях.
— Мы думаем, что, для того что давать оценку, необходимо собрать рабочую группу экспертов в разных научных областях. Оценка одной институции может давать однобокий взгляд на проблему, поэтому необходимо собирать пул экспертов и делать всесторонний анализ сложившейся ситуации в системе образования, — подчеркнула Марина Мантлер.
В ходе мониторинга в школах необходимо учитывать мнение родителей и привлекать к мониторингу профессиональные некоммерческие организации, представителей высших педагогических учебных заведений, которые занимаются подготовкой кадров, уверена исполнительный директор Центра лечебной педагогики «Особое детство» Александра Фадина.
— По какой программе будет учиться в школе ребенок с ограниченными возможностями здоровья, определяет комплексное психолого-медико-педагогическое обследование. На мой взгляд, необходимо мониторить качество и полноту реализации адаптированной основной общеобразовательной программы и наличие необходимых специальных образовательных условий, рекомендованных ребенку при прохождении психолого-медико-педагогической комиссии, а это наличие дефектологов, тьюторов, ассистентов, средств обучения, — перечислила Александра Фадина.
При этом обучение ребенка с ограниченными возможностями, с любыми нарушениями развития, стоит дороже, чем обучение нейротипичного ребенка. Фадина напомнила, что закон предусматривает создание финансово-экономических условий для этого, однако на практике это не всегда удается реализовать.
— Если в Москве ребенок с инвалидностью приходит в школу, норматив увеличивается в два раза, если ученик с нарушением опорно-двигательного аппарата или незрячий, то в три раза, но этих денег всё равно недостаточно. В расчетах, которые были сделаны тем же Институтом коррекционной педагогики, есть коэффициенты — 7, 8, 9, — во столько раз больше средств требуется на обучение ребенка с тем или иным нарушением развития, — отметила Фадина.
Кроме того, в соответствии с действующими нормами, если в класс, где учатся 25 человек, пришел ребенок с расстройством аутистического спектра, то наполняемость класса относительно норматива, а это 25 человек, должна быть уменьшена на три человека. Если же в класс приняты два ребенка с расстройством аутистического спектра, то на шесть. Больше трех детей с таким расстройством в класс принять не могут, потому что иначе, в соответствии с нормативами, в нем должны учиться не больше 16 человек.
— Если будут мониторить четкое исполнение существующих нормативно-правовых требований по обучению детей с ограниченными возможностями здоровья, то это можно только приветствовать, — выразила надежду Фадина.
Поддержите тьютора
Тьютор — важная фигура в развитии инклюзивного образования. Именно они должны обеспечивать индивидуальную поддержку детям с дополнительными потребностями. На сегодняшний день сфера инклюзии и коррекционного образования всё еще нуждается в решениях, которые облегчат в том числе и их работу, полагают эксперты. Учредитель и руководитель проектов АНО «Тьютор в инклюзии» Марина Мантлер отмечает необходимость увеличения числа тьюторов в каждой образовательной организации, с условием, что это будут отдельные специалисты с хорошей базой подготовки. Также по ее мнению необходимо улучшение материально-технической базы.
— Очень хотелось бы провести мониторинг по подготовке тьюторов не ради галочки, а с запросом от сообщества, чтобы тьюторы не боялись прийти и сказать: «Мы не знаем, как работать, научите, пожалуйста, дайте конкретные рекомендации, что нам делать в особо сложных случаях?». Обеспечить им поддержку со стороны наставников и более опытных специалистов, не контроль, а именно поддержку и помощь, то есть сопровождение, — подчеркнула Мантлер.
Такой запрос мог бы удовлетворить электронный ресурс для накопления описаний успешного опыта, с помощью которого можно было бы проследить положительную динамику, выявить трудности, обменяться практиками работы в инклюзии в рамках лонгитюдных исследований, полагает она.
Кроме того, по ее мнению, тьюторам необходима поддержка и помощь наставника-консультанта от практикующих специалистов, дополнительное обучение практикам и методам для работы с обучающимися с разными поведенческими особенностями.
— К сожалению, не везде проводят качественное практико-ориентированное обучение для педагогов и тьюторов, а также логопедов, дефектологов и психологов. Зачастую это теоретические знания, которые не говорят о том, как работать с детьми со сложным поведением на практике. Подготовка пройдена, а навыков «работы руками» нет, — пояснила собеседница издания.
Не менее важен и переход от нозоцентрической модели (медицинского восприятия) на субъекториентированную модель — не делить детей по диагнозам, не категоризировать по дефицитам, а видеть личность в каждом, рассматривать изменения среды, а не ребенка, изучать его интересы и ресурсы, создавать доверительные отношения в рамках гуманистической педагогики и опоры на этику и эмпатию, подчеркнула она.
Прежде недостижимое
Инклюзивные и коррекционные школы, подходы к работе с детьми с инвалидностью изменились или вовсе развернулись на 180 градусов с тех пор, как этому стало уделяться большое внимание, солидарны собеседники издания. В 2012 году был принят действующий закон «Об образовании» и регламентировано право обучения для каждого в образовательной организации по выбору с предоставлением специальных условий. Однако об окончательных изменениях сложно говорить однозначно, заявила руководитель проектов АНО «Тьютор в инклюзии» Марина Мантлер.
— Прошло одновременно и много, и мало времени. Много, чтобы педагоги и специалисты сопровождения получили качественную квалификацию по работе с обучающимися с ограниченными возможностями здоровья, с инвалидностью. Мало, чтобы увидеть позитивные изменения в целой системе образования с применением инклюзивных моделей, — отметила Марина Мантлер.
Анна Битова помнит, какими серьезными раньше были проблемы с устройством детей с аутизмом, которых не брали даже в специальные школы. Однако при наличии готовности к взаимодействию со стороны окружающего общества динамика может быть очень впечатляющей, считает она.
— Однажды директор одной гимназии всё-таки предложил взять наших детей. Нам выделили отдельные комнаты и вход, мы сами подбирали учителей, но сначала учителя гимназии сильно сопротивлялись. Родители обычных детей настояли («Пускай учатся все, кто хочет»), и мы начали. Сначала всё было строго: отдельный вход, другие перемены, но к середине года отдельный вход закрыли, и дети уже ходили вместе с остальными: вместе бегали, играли, появились общие кружки, например, театральный и по пиктограммам — аутисты в нем преуспели даже лучше, — рассказала Анна Битова.
По ее словам, постепенно многие дети стали ходить на уроки в общие классы, а некоторые полностью перешли и смогли в них удержаться.
— Это заняло несколько лет, но те, кто закончил общую школу, показали высокую социальную адаптацию: ездят по городу, работают, несколько человек поступили в университет. Они остаются аутистами, с особенностями контакта, но с отличной адаптацией — именно этого мы хотим для всех детей, с ограниченными возможностями здоровья и без, — поделилась Битова.
«Известия» направили в Минпросвещения запрос с просьбой прокомментировать планы по дальнейшему развитию инклюзии, однако к моменту публикации ответ получен не был.
